Экология для бедных

Интервью с директором Института глобализации и социальных движений (ИГСО), историком и социологом Борисом Кагарлицким

— Успех Греты Тунберг в значительной мере определен банальностью и бессодержательностью ее послания. Казалось бы, экология является острой темой, но это не абстрактное понятие. Экологическая повестка разбивается на множество конкретных вопросов, увязанных между собой зачастую не так, как себе это представляют многие экологи. Строго говоря, любая человеческая деятельность в сфере экономики порождает проблемы для экологии. И у экологов уже есть готовые ответы — в первую очередь это переход к альтернативной энергетике, сокращение некоторых видов транспорта и так далее. Но на самом деле есть немало исследований, доказывающих, что предлагаемые методы не только не улучшат ситуацию с экологией, но и ухудшат ее.

— Например?

— Например, ветряки не улучшат ситуацию, потому что производимая ими вибрация наносит вред фауне. Особенно если ставить их в таких количествах, что на их долю придется ощутимая часть энергопотребления, они создадут очень серьезную нагрузку на окружающую среду. А если их мало, то экономический эффект незначителен. Та же история с использованием солнечной энергии. Производство солнечных аккумуляторов очень грязное — не говоря о том, что если мы всерьез хотим массового внедрения солнечной энергетики, батареями нужно покрыть очень большие пространства, что тоже плохо для окружающей среды.

Почему же экологи не говорят об этих проектах? Дело в том, что профессиональные экологи, как правило, работают в спайке с корпорациями и компаниями, являющимися загрязнителями окружающей среды. По сути, они являются корпоративным лобби. Их задача в том, чтобы предлагать заведомо невыполнимые варианты и блокировать выполнимые решения, такие как, к примеру, развитие атомной энергетики. В итоге правильный и обоснованный экологический дискурс становится контрпродуктивным и, по сути, антиэкологическим. На практическом уровне он просто ведет в тупик.

— Например, та же Грета призывает не использовать самолеты…

— Это очевидный абсурд. Например, самолет в Нью-Йорк и без Греты все равно полетит. А вот яхта, на которой она плывет, тоже создает нагрузку на окружающую среду, пусть и меньше, чем самолет. В итоге суммарная нагрузка на среду от путешествия Греты оказалась больше, чем если бы она летала самолетом. Важно, что конкретные и реальные требования не выдвигаются. На мой взгляд, одной из задач проекта «Грета Тунберг» является перевод дискуссии в русло абстрактных и бессодержательных рассуждений. Поразительно, но значительная часть западной интеллигенции, включая левых, на это купилась.

С точки зрения пиара это очень грамотно сделанный проект. Грета Тунберг говорит очень правильные, но очень абстрактные слова, которые отделены от социально-экономических реалий. Дискурс построен так, что уводит внимание от конкретных виновников.

Что интересно, движение Греты Тунберг возникло сразу после того, как во Франции появилось движение «желтых жилетов». Это и есть ответ истеблишмента на социальное недовольство людей. «Желтые жилеты» выдвигают очень конкретные, четко сформулированные и исполнимые требования, такие как реорганизация банковской системы, повышение заработной платы и рост вложений в промышленность Франции на основе, между прочим, новых экологических технологий. Если суммировать предложения «желтых жилетов», то мы получим вполне реальную программу реформирования Европы.

Но эти требования сразу натолкнулись на волну критики со стороны экспертов, которые назвали их утопичными. Затем на первый план вышла шведская девочка, которая призывает остановить глобальное изменение климата, всего лишь объединившись и выйдя на улицы. На мой взгляд, это очень хорошо спланированная медийная контратака истеблишмента — тех сил, которые почувствовали для себя угрозу в условиях нарастающего экономического кризиса.

— Изначально при зарождении движения «желтых жилетов» повестка была очень простая: небогатые люди протестовали против планов правительства запретить недорогие дизельные автомобили. Как это переросло в масштабные экономические требования?

— На самом деле власти и не собирались пересаживать население глубинки на электрокары и заменять ими дизель — разговоры об этом ведутся лишь для видимости. В том-то и проблема, что никто ничего не собирается менять, дизельные авто останутся в эксплуатации! Для полномасштабного перехода на электрокары нужны сначала многомиллиардные инвестиции в инфраструктуру. Тогда и налог не понадобится — население само начнет переходить на новый вид транспорта, если он будет удобнее и дешевле. Хотя еще неизвестно, как это скажется на экологии, потому что электричество нужно где-то вырабатывать. А пока никто никаких инвестиций даже не планирует. Единственное, что изменится, — будет введен новый налог для людей, которые и так еле сводят концы с концами.

— Как правило, «человек экологичный» — человек, которого всерьез заботит глобальное потепление, который может позволить себе экологичный образ жизни, — это все-таки не самый бедный член общества. Не получается ли, что экологическая повестка проходит по социальному разлому?

— Да, это так. Произошла любопытная подмена: если раньше левые защищали бедных, угнетенные слои общества, то благодаря эколиберальной повестке верхушка среднего класса оказалась противопоставлена низам. В этой модели богатые, пользующиеся благами сложившейся системы, не только выглядят более прогрессивно, но еще и упрекают низы общества в том, что те недостаточно современны и сознательны, внушая им, что они должны принести еще какие-то жертвы.

Возьмем вопрос органических продуктов. Никто не будет спорить с тем, что они полезнее! Но можем ли мы сегодня обеспечить всех такой продукцией? Нет, и поэтому нужно начинать не с того, чтобы приказывать бедным переходить на более дорогие продукты, а с того, чтобы либо удешевить в разы экологическое производство продуктов — либо, если это невозможно, с того, чтобы сделать массовое производство более экологичным. А нам просто говорят: «ешьте органическую пищу», хотя знают, что она недоступна для большинства населения.

— А почему западные «зеленые» так настроены против атомной энергетики?

— Атомная энергетика в свое время очень сильно поднялась в связке с военно-промышленным комплексом. При этом в 1950-е и 1960-е годы был настоящий культ «мирного атома», тогда развитие атомной энергетики четко связывалось с вопросами экологии. Антиатомное движение изначально было против атомного оружия, а на некоторых АЭС может производиться оружейный плутоний — с этим и были связаны претензии экологов. Еще одна проблема — хранение радиоактивных отходов. Как видим, обе проблемы реальны. И раньше экологи вполне логично требовали не запретить АЭС, а усилить контроль над отраслью. Что интересно, антиядерное лобби усилило атаки на атомную энергетику именно тогда, когда одна из проблем была во многом решена и «мирный атом» был отвязан от оборонной промышленности (в той же Германии, например). Конечно, свою роль сыграла чернобыльская авария, а потом и Фукусима. Но любая технология может представлять угрозы и может совершенствоваться — когда-то и железнодорожный транспорт был более опасным, чем сейчас. Нужно не отказываться от атомной энергетики, а работать над повышением безопасности. То же самое и с вопросами хранения радиоактивных отходов или же переработки; наука уже сделала первые шаги в эту сторону. Нет «плохих» и «хороших» технологий — есть открытые технологические проблемы, которые нужно решать. Кроме того, есть порочная социальная система, которая любую технологию будет использовать во вред людям. Если система настроена на получение прибыли любой ценой, то и процесс ее получения будет грязным и негуманным.

Надо помнить: крупнейшие спонсоры экологических организаций — это нефтяные компании. И когда я задаю вопрос западным экологам, не смущает ли их это обстоятельство, они дают достаточно мутные ответы. В первом случае мне говорят, что нефтяники таким образом пытаются компенсировать вред, «замаливают грехи» перед экологией, во втором случае — что бизнес понимает, что запасы нефти истощаются, поэтому стремится занять ниши в сфере альтернативной энергетики. Однако новые исследования показывают, что нефть не собирается заканчиваться — ее хватит еще на тысячелетия, поскольку она поднимается из недр Земли, это неперегнившие остатки органики. Сейчас уже практически никто не говорит о конце нефтяной эпохи.

— То есть человечество вряд ли откажется от нефти?

— Нет. Проблема вообще лежит в другой плоскости. Любая человеческая активность в той или иной мере наносит ущерб экологии. Вопрос в том, есть ли механизм компенсации этого ущерба и восстановления, вот о чем нужно говорить. Например, все страшно шумят о вырубке лесов Амазонии, и совершенно правильно шумят. Но когда я спрашиваю западных специалистов, есть ли пути к восстановлению этого леса, они отвечают: это было бы слишком дорого, проще вообще запретить вырубку… На самом деле задача именно в том, чтобы создать целую отрасль, которая будет заниматься восстановлением лесов, и сделать так, чтобы это было выгодно! И заниматься этим должно государство, поскольку возможности свободного рынка ограничены. Кстати, напомню, что советская власть в ХХ веке восстановила значительную часть лесов в европейской части России. А в дореволюционное время они хищнически вырубались ради прибыли.

— В США Дональд Трамп пришел под лозунгами защиты бедных, безработных, жителей так называемого «Ржавого пояса» США — пришедших в упадок промышленных регионов. Что можно сказать на этот счет — почему он выступил против экологов?

— Трамп выступил не против экологов, а против эколибералов, которые присвоили себе экологическую повестку и используют ее как аргумент против социальных требований. На тех же позициях стоит и часть левых, которые поддерживают новые поборы и налоги, а также закрытие предприятий. На самом деле Трамп ничего не делает для беднейших слоев населения, но он победил за счет того, что его протекционистская повестка дала надежду американским безработным на появление новых рабочих мест. Частично Трамп выполнил это обещание — но не напрямую, через политику создания рабочих мест, как в свое время Рузвельт, а через поддержку определенных бизнес-групп.

— Трамп говорит, что пока Китай наращивал количество рабочих мест, Штаты сокращали, в том числе из-за высоких экологических стандартов. И этому нужно положить конец. Если учесть, что следование экологическим требованиям действительно приводит к росту себестоимости товара и к снижению его конкурентного потенциала, смогут ли страны с не столь крупной экономикой, как у Штатов, сделать экономический рывок, одновременно оберегая экологию?

— Риторика Трампа содержит определенную долю лукавства. Не развивающиеся страны заводили у себя грязные производства, а эти производства туда переводили именно западные компании! И делается это в первую очередь из-за дешевизны рабочей силы, а также из-за слабого контроля над условиями труда в этих странах, поскольку экологические ограничения не играют настолько значимой роли для бизнеса.

— В таком случае зачем Трамп вывел Штаты из Парижского соглашения по климату?

— Он просто ведет экономическую войну с Китаем и каждый раз находит новые аргументы для того, чтобы обосновать необходимость заградительных барьеров в торговле с китайской стороной. Трампа беспокоят не экологи, а защита американского рынка.

— Насколько ограничительные меры экологического порядка способны повлиять на темпы экономического роста в той или иной стране? Привела бы отмена этих ограничений к бурному росту экономики?

— Нет, сама по себе экология не является ни тормозом, ни стимулом для экономики. Тормозом и стимулом являются спрос и деньги; если вы через экологию создаете спрос, то она становится стимулом для экономики. Например, вы создаете спрос на очистные фильтры, и их производство создает дополнительные рабочие места. Но для этого необходима соответствующая экономическая политика — и, скорее всего, не рыночная. Примерно это и происходило в Западной Европе в 50-е — 70-е годы ХХ века, когда государство брало на себя ответственность за экологическую ситуацию и это не ограничивало экономический рост.

— То есть противопоставление достижений экономики и заботы об экологии — это ошибочная постановка вопроса?

— Да, экология может и должна быть одной из отраслей экономики. Если трактовать ее так, то все становится на свои места. Но это не о том, чтобы запретить, к примеру, использование автомобилей, а о том, чтобы создавать такие автомобили, которые будут более экологичными. Экология должна стать фактором экономического роста, а многие экологи пытаются сделать экологию фактором сдерживания экономического роста. И платить за это сдерживание придется самым бедным слоям населения.

Подверст

Цели ложные и цели истинные

Комментарий научного руководителя Института водных проблем РАН, доктора экономических наук, профессора, члена-корреспондента РАН Виктора Данилова-Данильяна

В Европе таких проблем, как несанкционированные свалки или лесные пожары, уже не существует — они решены, за исключением некоторых южноевропейских стран; в любом случае это не общеевропейская проблема. В то же время проблема глобального изменения климата вышла в Европе на первый план, тем более что сейчас этот интерес подогревается со стороны целого ряда бизнес-структур — это все, кто занимается альтернативной энергетикой и производством ресурсосберегающего оборудования. Это значительная часть европейской экономики. Плюс есть масса политиков, которые выстраивают свою карьеру на экологической повестке. У нас пока ситуация иная, поэтому и внимание распределяется иначе.

Например, при производстве солнечных батарей образуется немало опасных твердых отходов. Чтобы делать солнечные батареи, турбины для ветровых станций, опять-таки нужно задействовать технологические цепочки по добыче и обработке полезных ископаемых, и это далеко не чистое производство. Нужно стремиться к тому, чтобы в этом процессе вред для окружающей среды был минимизирован, но сегодня это стоит еще довольно дорого. Конечно, совершенствование и удешевление альтернативной энергетики — долгий процесс, он требует гораздо больше времени, чем хотелось бы той же Грете Тунберг; но в то же время дело идет намного быстрей, чем мы могли предполагать двадцать лет назад. И ускорение будет нарастать.

Уголь, нефть и газ навсегда останутся в качестве химического сырья, даже за пределами наших возможностей предвидения, просто потому, что запасы углеводородов благодаря разведке новых месторождений постоянно растут, а вовсе не убывают — прогнозы об истощении запасов нефти не оправдались. В качестве же топлива ископаемые углеводороды тоже могут сохраниться, но не массово, а в отдельных областях. Но, к примеру, автомобильный транспорт примерно через двадцать лет вполне можно заменить транспортом на электрической тяге. И электроэнергия будет генерироваться преимущественно за счет возобновляемых источников; технологически эти задачи решаемы, вопрос в сроках. Задача в том, чтобы эти проблемы решало все человечество, а не только развитые страны, которые продолжают вывозить грязные производства в страны третьего мира. Ресурсы, которыми располагает человечество, должны быть распределены более равномерно. Сейчас же богатейшие государства решают свои экологические проблемы локально, тратят очень большие средства, но в глобальном масштабе это дает не очень большой эффект. Те же средства можно было бы направить на решение экологических задач в развивающихся странах, и это дало бы огромный экологический прирост.

Пусть промышленность занимается природоохранными технологиями. Пусть производство развивается, но производит не замену для работающих и вполне пригодных к использованию вещей, просто вышедших из моды. Это напрасная трата ресурсов, в то время как можно было бы заниматься полезными технологиями, направленными на улучшение экологии, здравоохранения и так далее. Если у общества есть свободные резервы, то их нужно направлять на благие цели, а не на рост денежной массы! Поскольку показатель ВВП — это фактически сумма всех продаж, то экономический рост, измеряемый через ВВП, приводит к росту денежной массы, за которой стоит в значительной мере фиктивный результат при огромной трате ресурсов и вреде для окружающей среды.

Чтобы люди вместо преследования ложных целей занялись целями истинными, нужно проводить большую образовательную работу. Мы видим примеры того, что подобный подход работает: например, такую работу давно ведут в школьных учреждениях Германии, в скандинавских странах, в Нидерландах. Но это еще не система, а только отдельные оазисы. Если это станет системой, такие глобальные изменения повлекут за собой и другие перемены — в первую очередь в государственном устройстве. Государство должно играть более серьезную роль, она должна стать более направляющей и значимой. А это плохо согласуется с современными представлениями экономического либерализма, ведь сегодня как огня боятся увеличения роли государства в экономической жизни. Но это неизбежно в тех областях, где речь идет о безопасности, о выживании. В любом случае развитые страны не должны наращивать потребление. А в будущем — да, неравенство должно снижаться. Но это очень сложный вопрос, завязанный в том числе и на внутренние проблемы развивающихся стран. Это очень плотный клубок различных проблем — и социальных, и экономических, и научных.