Розовая картинка
— Женщина — шкура, намотанная вокруг вагины.
— Теперь придется мыть мост шампунем после этого спидозного.
— В государственных масштабах старики бесполезны.
— Дружить с чурками сложно, так как они во всем ищут выгоду.
— Всех пидарасов и лесбиянок давно надо было собрать в кучу и облить напалмом.
Эти слова герои произносили перед камерой первый раз в жизни. Среди них — представители ЛГБТ-сообщества, мужчина и женщина с избыточным весом, пенсионерка, бездомный, «неславянка», ВИЧ-инфицированная.
— Еще в начале предполагалось, что будет непросто, но я не думала, что настолько, — признается Ксения Храбрых. — Мы просматривали, анализировали материалы, зачитывали их вслух. И через несколько дней каждого из нас тошнило. Справиться с этой тошнотой не могли. В определенный момент стало очень страшно… А ведь герои должны были увидеть и прочесть эти слова с первого раза. Они даже не догадывались, какой кошмар их ожидает.
Ксения наливает молоко в чашку с черным кофе; говорит тихо, но четко о том, что разделить мир на темное и светлое, доброе и злое невозможно.
— Среди зрителей были те, кого возмутила жесткость этого проекта. Но такова проблема дискриминации: не получится спрятаться за розовой картинкой, на которой все изображено позитивно, пони какают радугой, а люди улыбаются. Мир состоит не только из улыбок. Какие-то тяжелые и неприятные вещи — часть нашей жизни. Пытаться закрывать на них глаза — обманывать самого себя. Ты можешь их не видеть, но существовать от этого они не перестают. Иногда на это полезно посмотреть еще раз, чтобы напомнить себе: оно есть, с этим надо что-то делать.
Рассказывая о проекте, Ксения часто устремляет взгляд вверх, будто погружается в собственные мысли, которые подсказывают ей ответы на вопросы. Этот взгляд в сторону вкупе со стильным головным убором, темным трико и теплым свитером делают ее похожей на 18-летнюю девочку. А на самом деле ей 32 года, и она — глава Мастерской интерактивного искусства.
— В России быть полной женщиной сложнее, чем полным мужчиной, пожилой женщиной — тяжелее, чем пожилым мужчиной. В отношении женщин предрассудков и предубеждений больше, потому что российское общество в целом патриархально. Несмотря на то что есть какие-то положительные изменения, женская половина сильнее подвергается дискриминации, — рассуждает Ксения.
Агрессивные реплики набирали из разных источников: СМИ, социальные сети, блоги, форумы. Только по одной теме ЛГБТ вышло около полутора тысяч скринов, из которых отобрали чуть больше 20.
— С такими словами люди сталкиваются постоянно. Почему съемочная группа отреагировала так эмоционально именно в процессе работы?
— Одно дело, когда читаешь подобное в сети, слышишь от чужих людей. Эти слова абстрактны, они не имеют сильного воздействия, тем более что не ты их сказал. Но стоило проговорить это вслух, причем многократно, как возникала иррациональная деструктивная энергетика, которая нас поглощала. Команду психологически «вынесло». Поэтому решили: после съемок героев будет ожидать психолог.
Храбрых много раз была объектом агрессии. В том числе как представитель ЛГБТ-сообщества. Но, как ни странно, несмотря на постоянные каминг-ауты перед близкими, новыми знакомыми и коллегами, неприятные эпизоды случались реже. Как так вышло, она не понимает до сих пор. Возможно, благодаря тому, что внутреннего напряжения и страха, привлекающих ненавистников, словно кровь — вампиров, стало меньше.
— Сейчас я больше сталкиваюсь с дискриминацией. Например, эйджизм. Я прекрасно понимаю, что выгляжу моложе своих 32 лет, и это усложняет мне жизнь. Открыв свою мастерскую, я попала в поле делового общения, и в качестве руководителя-женщины меня уже воспринимают всерьез. Но для этого восприятия приходится прилагать гораздо больше усилий, чем мужчинам — особенно когда выглядишь моложе.
Другие как мишень
Менеджер по коммуникациям российской ЛГБТ-сети Светлана Захарова давно перестала обращать внимание на жестокость и ненависть. Из-за ее работы, ориентации и наблюдения неприятных ситуаций в обычной жизни эмпатия атрофировалась.
При работе над фильмом авторы использовали большое количество референсов, из которых Свету больше всего впечатлил ролик петербургской организации «Ночлежка». В нем бездомные зачитывают негативные фразы, которые о них сказали или написали другие.
— Смотреть это было больно почти физически. Нормально каждый день слышать про «чурок», про «понаехали», про «хохлов», про «извращенцев»; про то, что «все бабы — дуры», что кого-то надо закрыть, или убрать, или уничтожить. В таком потоке оно становится привычной частью жизни. Но это не норма. А после их видео я снова начала замечать подобные вещи, реагировать на них.
После этого Светлана обратилась к Ксении с предложением снять фильм, осветить дискриминацию не только представителей ЛГБТ.
— Я регулярно слышу оскорбления в свой адрес, но не только как лесбиянка. И как женщина, и как совсем не худая женщина. Список может быть длинным. Мою коллегу Зою Матисову избили в Москве только потому, что она была на конференции, посвященной ЛГБТ-семьям. В меня кидали яйца потому, что открыто говорю о себе. Я помню однокурсницу, девочку-армянку, которая боялась выйти из дома в день рождения Гитлера. Помню людей, которых увольняли или избивали только из-за их гомосексуальности. Помню, как травили в школе «других» по самым разным причинам. Мишенью может стать любой, а слова неизбежно ведут к делам, — уверена Захарова.
— Мой пятилетний сын решил, что он толстый. Так и рождается ненависть. Сначала с малого, к самому себе. Потом ты перекидываешь ее на остальных, — говорит Мария Годлевская.
Ей поставили диагноз в 16 лет. Так она оказалась в организации для помощи больным ВИЧ. Но если в юности вместе с диагнозом пришло понимание равенства людей независимо от болезней, то в наши дни съемки фильма заставили ее следить за собственными словами. На первый взгляд, безобидными.
— Я отвела своего ребенка к психологу на плановый осмотр. После приема она спросила меня: «Как часто вы говорите сыну про его вес?». Дело в том, что в гостях у бабушки мальчик наедался сладостей. Особенно в период нашего развода с мужем, когда он уже понимал, что происходит, и пытался загасить переживания вкусностями. Естественно, я пыталась проявить заботу: мол, дружок, ну не надо есть столько «киндеров», животик будет расти. И знаете, каким он рисовал себя? Мальчиком с большим животом. У моего сына в пять лет появились комплексы по поводу собственного веса, а через несколько лет он уже может начать ненавидеть себя и свое тело!
После окончания работы над проектом большая часть участников в первую очередь сделала для себя главный вывод: тщательнее подбирать слова. Потому что сказанное, на первый взгляд безобидное, может обернуться непоправимыми последствиями. Так же, как слова Марии о животе могли обернуться расстройством пищевого поведения для ее сына.
В прошлом во время работы в реабилитационном центре для наркозависимых Мария наблюдала похожий случай: одна из клиенток начала употреблять героин после психотравмы, нанесенной отцом.
— Папа ей однажды сказал: «Фигасе, какую ты корму отрастила!». То есть он как умел сделал ей «комплимент»: подчеркнул, что, мол, дочь внешне оформилась как женщина. А она услышала, что толстая. Начала комплексовать. И одной из основных мотиваций для употребления наркотиков стало похудение. Она знала, что наркозависимые девочки быстро теряют вес.
Главным фактором в формировании ненависти становятся страх и непонимание собственных поступков. Например, чаще всего проблема ВИЧ касается не столько лечения, сколько стигмы и ее последствий в обществе.
— Да, это неизлечимая, но контролируемая болезнь, которая не так страшна, как думают окружающие. Человек с диагнозом может вести не менее полноценную и безопасную жизнь, чем человек здоровый, — объясняет Годлевская.
Она объясняет: до сих пор в массе бытует мнение, что это болезнь исключительно геев, наркоманов и секс-работниц, хотя уже давно доказано, что это не так. Тем не менее социально адаптированная женщина с мужем и детьми, с высшим образованием и хорошей работой, узнав о своем диагнозе, вдруг начинает верить, что она грязная, недостойная, не найдет человека, который полюбит и примет.
Этот вакуум она ощутила во время съемок. Но процесс восприняла спокойно, хотя внутри появилось некое чувство стыда и ответственности за собственные речи.
— Мама спросила меня: «А каково тебе было произносить на камеру “спидозная шлюха”?» Да никак, нормально было. Потому что в этих словах отсутствует всякая логика: связи между женщиной, имеющей много половых партнеров, и СПИДом нет.
Цена осознанности
«Мне они не нравятся». «Их всех нужно убрать. Сжечь».
Это финальные фразы, которые герои зачитали с телесуфлера. Они носят общий характер, их можно применить к каждому: бомжу, пенсионеру, человеку с избыточным весом, человеку с другим цветом кожи, гею.
— Старались снимать одним дублем, потому что хотели показать максимально искренние эмоции, реакции. Но я предупредила: если станет невыносимо, пусть только скажут — и мы сразу прервем съемки, — отметила Ксения.
Ольга Табачишина отказалась читать очередное оскорбление.
— Большая часть высказываний была противоестественна для меня. Я почувствовала ступор. Внутренне попробовала произнести эту фразу, но поняла, что просто не могу — как будто что-то внутри изменится. В какой-то момент поняла, что злюсь, и эта эмоция только нарастает. Захотелось закрыться и перестать пропускать слова через себя, — вспоминает Ольга.
Максим Петков отошел за пределы камеры и, тяжело дыша, попросил воды.
— Изначально я себя слегка переоценила. На деле оказалось совсем иначе. После второй строчки поняла, что мне трудно говорить. Ком в горле. Оказалось, слышать подобное легче, чем произносить, — говорит Ольга Ф., пожелавшая не раскрывать свою фамилию.
— Хочешь ты того или нет, зачитывая все эти фразы, ты остаешься один на один с собой, только перед камерой. И сразу представляешь реальные ситуации, в которых мог бы услышать такие слова. С чем и приходят боль, обида, даже гнев. Если бы я читала оскорбления в адрес, например, пожилых людей, я бы думала о своих бабушке и дедушке, о своих родителях, которые с недавних пор стали пенсионерами. Говорил ли кто-то им такие слова? Или скажет ли когда-нибудь? — говорит Мария Толстоног.
Алмара Кулиева, зачитывавшая оскорбления в адрес «неславян», не плакала. Она никогда не подвергалась дискриминации. Но перед камерой испытывала ту же боль и обиду. Потому что вспомнила, что десятки неприятных историй произошли с ее родными.
— Моего характера хватает, чтобы не обращать внимания на ненависть. Сильные ответят сами, за них переживать не стоит, — говорит она. — Но не обращать внимания на агрессию по отношению к тем, кто слабее, я никак не могу.
Главным уроком для героев стала осознанность. Они решили, что следует начать с себя и быть внимательным к тому, что говорят. Слова ненависти часто порождают другую ненависть, и так она передается дальше, разрастается как снежный ком.
Ксения сравнивает свой проект с прививкой ненавистью: чтобы избавиться от вируса агрессии, нужно какую-то его часть впустить в себя, что происходит не только с героями, но и со зрителями. Она признает фильм жестким, тяжелым, неприятным, но при этом укрощающим ненависть.
— Я смогла заглянуть внутрь себя. В те закоулки, в которые раньше не заглядывала. Я задала себе вопросы, ответы на которые мне не понравились. Я совершала ошибки. Проект позволил принять мою темную сторону и осознать ответственность за собственные поступки. Мы все в разные моменты нашей жизни произносим речи ненависти. Святых не бывает. А признать сложно: тогда ведь нужно что-то с этим делать. Но для начала достаточно того, чтобы увидеть и осознать.