Полуеврей по жене
— Все говорят, Гала русская. А она еврейка была наполовину.
— При чем тут евреи?
— Евреи всегда при чем.
Чем хороши долгоиграющие очереди — здесь всегда навяжут чудесные разговоры. Можно исчерпывающе узнать обо всем на свете. От технологии производства пальмового масло до текущей стоимости биткоина.
Вдоль очереди на выставку Дали элегантно курсирует дама червей. Губы ее выкрашены в ядрено-алый. Она из таких, кажется, кто начинал судьбу беззаботно — в английской спецшколе и в арбатских двориках. Но в силу жизненных обстоятельств непреодолимой силы капитально поизносился — и телом, и жилплощадью.
В руках у нее самосшитая сумка из плащевки, с которой советские люди ходили в магазин «Диета». Оттуда она время от времени выуживает автобиографическую книжку Галы, легендарной жены Сальвадора, под названием «Гала Дали. Жизнь, придуманная ею самой». Триста рублей всего, говорит, пустяк ведь. Но говорит так надменно, что никто у нее не покупает. Ее между тем это совсем не задевает. Самураю важен путь, а не цель.
Три подруги — одна пенсионерка, а две готовятся — от нечего делать развлекаются беседой с ней. Рассказывают, как были в Барселоне. Там музей не музей, мемориальное нечто, связанное с Дали: диван — и больше ничего. А билет стоит аж тридцать евро. А здесь — всего восемь. Это ж тыщапятьсотсорок рублей выгоды! Потому там я и не пошла, говорит одна, а спутница моя пошла, дура. Терпение надо иметь. Дождаться момента.
Тетушки энергичны, очередь их не смущает. Видели бы вы, какие были лет сорок назад за финскими сапогами. Тетушки всеядны: ходят на все подряд — от Андрияки до мультимедиа. Короче говоря, пожилые не от слова «пожили», а от выражения «не дождетесь».
Безумны ли русские
Тем временем продавщица Галы сообщает: «Вот вы не знаете, а эта выставка посвящена раю и аду. Особенно — аду». Тетушки почтительно умолкают. Потом одна говорит, что это естественно, потому что Дали был основательно «ку-ку», как и многие западные живописцы. То ли дело наши — Брюллов, Иванов… Более-менее нормальные.
— А Коненкова возьмите, — вскипает дама червей. Она оскорблена одним только подозрением, что наши художники чужды безумства — непременного спутника гения. — Вон там его мастерская. По Горького, на пересечении с Тверским… Пока две бутылки водки не выпьет и в транс не войдет, ничего у него не ваялось.
— То-то он почти до ста лет дожил.
— Потому и дожил.
— Или взять Пикассо. Все у него кривое, — продолжает спорить одна из тетушек, неугомонная. — А главное — женщины. Они же у него изображены как чудовища. Ни одной приличной нет. А все потому, что он их всех ненавидел.
— Ненавидел? А знаете, что ваш распрекрасный Дали жену поколачивал, когда вздумается?
— Зато у него цвет. А я люблю цвет. А Пикассо придурок просто.
На «придурка» продавщица Галы рассердилась, телепатически послала тетушкам проклятья и навсегда растворилась в столичном смоге. В Барселону они ездили, бурчала, удаляясь, а три катеньки им на книжку жалко.
Очередь в безочередь
Шестой час вечера вторника. Погода щадящая — это по показанию термометра. Однако ощущается классически промозглым нолем.
Очередь, говорит чоповец с надписью «Держава» на спине, сегодня ерундовая — не то что в выходные. Так, на час с небольшим, сообщает, окинув взглядом Манежку. А днем тянулась чуть ли не от гостиницы на противоположной стороне.
Люди приезжали к обеду, откладывая дела, предполагая, что вечером после работы понаедет народ, будет столпотворение. Вышло загадочно наоборот. И какую закономерность ни выводи — не выведешь, когда малолюднее. Дело лишь в удаче. Сюр какой-то, словом.
Подходишь к хвосту — хвост подозрительно раздвоен. Слева выстаивают те, кто приобрел электронные билеты на сайте, справа — в обычную кассу. Надо ли говорить, что левых ощутимо больше. А в предыдущие дни больше было чуть ли не в разы.
— Там продвинутые компьютерно. А здесь — кто не разбирается в кнопках, — смеется мужичок из правых. Самоиронично. Но и торжествующе.
— Гримасы цифровизации, — отвечает ему беззлобно кто-то из левых.
— И вот скажите теперь, нужен мне этот научно-технический прогресс, если я быстрее них пройду?
Многих из тех, кто приобрел билеты на сайте, подкупило сообщение, что, предъявив их, они пройдут без очереди. Но мало ли что сообщается на сайте.
Почитатель творчества Дали приходит, узнает от устроителей и полицейских, что да, вот эти триста человек — точно такие же, как он, с электронными билетами, что чтобы пройти без очереди, надо отстоять очередь, что качать права бесполезно, поскольку так складывается ситуация. И вообще — иншалла, спасибо за внимание.
В результате человек встает в конец гигантской нестройной колонны. Покорно или мужественно — не разобрать. Скорее всего, предварительно он начитался негативных отзывов об организации выставки и внутренне готов к такому повороту событий.
Спустя время жучилы цепляются к французу. Тот простодушно хлопает глазами. Ему на выручку бросаются все вокруг. Прогоняют спекулянтов. Французу объясняют, где его хотят надуть. — Не вздумай платить, иностранец. Нашли дебилов. Шестьсот рублей билет. СтойПроблема толп как продукт
Вот в самом разгаре добрачное культурное мероприятие. Юноша выгуливает подругу. Лихо перепрыгивает через заграждение. Сейчас все решим, как бы говорят его раскаченные трицепсы и задняя поверхность левого бедра. Он энергично спорит с полицейскими, тыча в свой айфон: «Написано же: без очереди». Потом виновато возвращается сказать девушке, что придется стоять. Она с гневом смотрит сквозь него разлагающим на атомы взглядом. Ему сегодня точно не обломится ничего интимного.
Впрочем, фраза о проходе без очереди на днях с сайта исчезла. Зато появилась другая: «Обращаем ваше внимание, что в связи с высокой популярностью выставки для посетителей с онлайн-билетами организована отдельная очередь на вход в ЦВЗ “Манеж”».
Но, судя по отзывам, люди выставкой остаются недовольны в основном. И то верно: если стоишь два часа, притоптывая на холоде, вряд ли вообще какая-то выставка может понравиться. Разве что — обогревательных приборов. Летом наверняка критиков было бы меньше.
А сейчас отзывы дрейфуют между двумя полюсами. Например, таким:
«Почему не сделать квотирование по времени, как это было на всех последних московских выставках и того же Дали в Санкт-Петербурге?! У картин гроздья людей, а те, кто с аудиогидом, стоят как столбы. Давка, посетители нервничают, никакого просвещения — только рынок и базар!»
И таким:
«Проблема толп на художественных выставках не может быть расценена как проблема организации. Это вопрос к обществу потребления, которое желает воспринимать искусство как продукт и классный фончик в Инстаграме».
Разговоры об очереди в Манеж, по правде, набили уже оскомину. Очередь на выставку Дали стала едва ли не более обсуждаемым событием, чем сама выставка Дали.
Госзаказ и спекулянт
Зумеры, миллениалы и бумеры в одной лодке. Вернее, в одной колонне. Полуботинки «Саламандра», конверсы и кроссовки от Баленсиага — все смешалось в кучу.
Где такое еще увидишь?! Великое Сальвадорово перемирие. Дали как объединитель поколений.
Мирная очередь, без хабальства. Не за колбасой же, за культурой.
Курить отходят в сторонку. Да и разве это курение — айкосы. По телефону громко не разговаривают. Шаурму-шаверму не едят.
Есть те, кто с чемоданами. После поедут в аэропорт. Есть и с детьми в колясках. Мыслимое ли дело.
А вот другая пара. Она в шиншилле. Он наружно — будто госзаказы пилит ежедневно. Или обманчивый вид такой? Жучила-спекулянт предлагает ему билеты по полторы тысячи и обещает, что кровь из носу проведет без очереди. Он в ответ: «Давай, два за две девятьсот». Нет, все-таки не обманчивый, все-таки пилит.
Спустя время жучилы цепляются с тем же предложением к французу. Тот простодушно хлопает глазами. Ему на выручку бросаются все вокруг. Прогоняют спекулянтов. Французу объясняют, где его хотят надуть.
— Не вздумай платить, иностранец. Нашли дебилов. Шестьсот рублей билет. Стой.
Же не манж па сис жур, говорит кто-то удовлетворенно, когда жучилы отходят. И подмигивает французу — знай наших, в беде не бросим.
Тем временем охранники, регулируя потоки, запускают людей внутрь десятками. Оба русла очереди втекают в одну и ту же дверь.
Созерцание великого
Первыми посетителей встречают представители Средней Азии. Красивые уборщицы, гардеробщики. Похоже, прошли кастинг. За ними — юные смотрительницы. Излучают приветливость. Такая кромешная антитеза бабушкам, дремлющим на стульях в залах музеев.
Дали есть Дали. Запускает двигатель персонального воображариума, даже если не желаешь.
Фантасмагорические картины вызывают фантасмагорические ассоциации. Люди пытаются интерпретировать увиденное.
Произведение «Атомное упражнение: контур спирали, выполненный с закрытыми глазами». Под впечатлением пара обсуждает, как в сырую картошку навтыкать электродов, чтобы получить электричество. Не в этом ли смысл изобразительного искусства — теребить фантазию.
Произведение «Созерцание великого мастурбатора».
Старушка читает подруге название, стыдливо прикрывая рот рукой.
— Что это у него на столе?
— Сперматозоид?
— Великоват что-то.
— Чем больше вглядываешься, тем больше замечаешь.
— Так и в жизни.
— И это не всегда полезно.
Сиамский аудиогид
Бросаются в глаза две категории посетителей. Кто просто смотрит на картины и иногда читает объясняющие тексты на стенах. Кто просто смотрит на картины и слушает аудиогид. Дистанция между ними — колоссальная. Измеряется стоимостью аудиогида — 350 рублей. Или такой фразой: «Ну, понятно же, что непонятно же без профессионального комментария — это же, черт его дери, крейзи Дали».
Аудиогиды берут на двоих, чтобы сэкономить. Слушают, слегка соприкоснувшись головами. Таких обсуждают:
— Как сиамские близнецы.
— Нельзя так говорить. Нетолерантно.
— Это почему?
— Национальность упоминается негативно. Надо говорить — сросшиеся.
— Сама и говори. А я буду как привык!
Мотивации посещения выставки считываются труднее, но считываются. Надо. Надо так надо. Модно. Почему бы и нет.
«Женская фигура, превращающаяся в виолончель».
— Ну, допустим, — говорит сам себе гражданин в костюме доцента второсортного вуза. Этот из разряда «Надо».
«Кровать и два прикроватных столика, свирепо атакующих виолончель».
— В деталях передан хаос моей комнаты, — говорит кокетливо девушка.
— Не вини себя, ты же человек творческий, — отвечает юноша.
— Это какой год?
— Восемьдесят третий.
— А, понятно. Гала уже умерла. Поэтому у него такой бардак в квартире.
Эти из разряда «Надо так надо».
«Пейзаж с загадочными элементами».
— Что это за фигня на заднем плане?
— Загадочный элемент.
Из аудиогида по соседству доносится: «“Пейзаж с загадочными элементами” — одна из самых значимых работ Сальвадора Дали… На картине есть и сам Сальвадор — в образе мальчика в матросском костюмчике, играющего под присмотром няни. Оба эти персонажа часто встречаются в работах сюрреалистического периода, так же как и огромные зерна фасоли, образующие символ инь-ян».
Эти из разряда «Почему бы и нет».
«Пятьдесят абстрактных картин, складывающихся на расстоянии два метра в три портрета Ленина в виде китайца, а с шести метров превращающихся в голову королевского тигра».
А здесь уже квест. Люди сталкиваются, отсчитывая шаги. Извиняются. Все деликатны до безобразия. Выставка — такое место, где хочется казаться воспитаннее, чем ты есть на самом деле.
— Такую хорошо было бы повесить в какой-нибудь клубешник. Прикольно.
Этот из разряда «Модно».
Прыжок веры
«Прикольно» слышится везде. Цементирующее слово выставки.
— Попробуй так нарисуй, — говорит один, глядя на «Галлюциногенного тореадора». — Вон, лицо.
— В шапке?
— Это не шапка, а шишка.
— А почему тогда тореадор?
— Написано же — галлюциногенный.
— Ну, понятно. Написал «галлюциногенный» — можно любую хрень рисовать. Прикольно придумано.
В лаунж-зоне хитросочиненный рояль-душ-фонтан по мотивам одной из картин Дали. Что за инструмент, откуда? Смотрительница объясняет пожилой посетительнице, что это питерские инсталляторы расстарались.
— О! — произносит посетительница неопределенно, а мимикой определенно выражая: «Тогда все понятно».
— А круто иметь знакомых ангелов, — говорит «вечный студент», разглядывая «Пейзаж со знакомыми ангелами».
— Вообще-то ангелы похожи на кур, — отвечает его спутник.
Как по заказу призрака Дали, скучающие рядом охранники заводят спор, где вкуснее KFC — на Белорусской или Маяковской.
Далее разговор от ангелов-кур устремляется к Кьеркегору. Один из посетителей говорит: «Какое-то время я собирался совершить прыжок веры. Но потом понял, что мне и на стадии человека этического комфортно».
— Смотришь на картины — вроде все хорошо. А потом находишь там людей и понимаешь: это же Дали, значит, все плохо, все страдают, и самый первый страдалец — сам художник, — говорит ухоженная одинокая женщина.
Здесь таких много. Вот где жену-то искать. Но как гласит еврейский анекдот, для начала неплохо было бы купить лотерейный билет. В смысле, входной.
Мужчин тоже немало. Но недостаточно, чтобы на поле искусства сыграть в гендерную ничью.
Мужчины громче выражают свои мысли по поводу увиденного: остроумничают, распушая этологические перья.
— Точка бифуркации?
— Ну, какая еще точка бифуркации?! Просто забей в Интернете: «Наука, выворачивающая фигуры».
Экскурсовод сообщает, что в момент знакомства с Дали Гала была замужем за французским поэтом Полем Элюаром. Дамы принимаются трепетать и слушать внимательнее: «Сальвадор и Гала полюбили друг друга с первого взгляда. На первое свидание Дали пришел в драной рубашке, вместо духов использовал козий навоз, а подмышки подкрасил синей краской. Гала оценила его эксцентричный вид. Вскоре она развелась с Элюаром. Через три года Сальвадор сделал ей предложение. Этот союз был идеальным — влюбленные сходились в самом главном: Дали — гений».
Как выглядит Бог
В залах полумрак, оттеняющий ярко подсвеченные картины — местами смахивающие на неоновую рекламу или новогоднюю иллюминацию.
— Не верю, что подлинники. Три-дэ какое-то.
— А мне нравится. Прикольно подсвечено.
— Это для того, чтобы копии выдать за оригиналы.
Клумба с нарциссами. Посетители с сомнением притрагиваются, нюхают, не искусственные ли. Оказываются живыми. Грамотный ход устроителей — подспудно работает: раз цветы живые, то и картины подлинные. Фотографируются на фоне желтого. Далее разговор предсказуемо жанрово снижается. Глобальное потепление, Грета, дачный сезон на носу, пораньше надо бы рассадой закупиться. Сад-огород на фоне мировых шедевров живописи. Прикольно.
«Двойное изображение с лошадьми, числами и гвоздями» — тоже своего рода игра, головоломка. Лошадь мало кому удается найти.
— Вот, она. Видишь, филейная.
— Тогда где ее голова?!
Охранник в костюме цвета жук-олень достает смартфон размером с картину. Застенчиво включает. Там контуры лошади.
— Так можно сфотографировать только со вспышкой. А это нельзя.
— Кому нельзя, а кому и льзя, — довольно отвечает охранник, заполучивший свои порционные две минуты славы.
Девушки ведут юношей на террасные скамейки под крупно выписанной фразой Дали: «Я понятия не имею, беден я или богат. Всем распоряжается жена. А для меня деньги — мистика». В принципе, модель будущих семей ясна.
— Где расплавленные часы?! Зачем тогда вообще мы сюда пришли? — грозно заявляет девушка, воспроизводя какую-то сцену из моноспектакля, отрепетированную на кухне. Привлечь внимание к себе, отвлечь от Дали ей не удается. Дали все-таки поинтересней.
— Роза, Роза, бекон тут, — кричит дама. Предположительно Соня. Привозом пахнуло жирно. Это нашлась, слава богу, главная картина экспозиции: «Мягкий автопортрет с жареным беконом». Если нет фотографии с беконом — считай, зря сходили.
Фотографироваться на фоне живописного шедевра — тоже отдельный вид спорта под названием «Антоха плохо получился».
— Современная версия действительности… — говорит Роза.
— Что ты имеешь в виду? — отвечает предположительно Соня.
Кажется, сейчас прозвучит что-то искусствоведческое.
— Губы проколоты. Художник опередил свое время.
У кого-то рядом в аудиогиде: «…остро ощущал слом… противоречие между старым и новым миром… чувствуя необходимость творческого перерождения».
— Лицо смущает, — говорит молодая дама своей матери, пристально рассматривая «Путь к Богу. Рай. Песнь XXVIII».
— Чем?
— Какое-то злое. Как будто сейчас ка-а-ак треснет.
— Да, противоречивое лицо у Бога.
***
— Я понимаю. Он какой-то там гениальный. Нет, конечно, есть охренительные работы. Но я не понимаю. Этой красоты, — задумчиво говорит девушка студенческого возраста уже на выходе, в гардеробе.
— А ты не понимай, — отвечает ее сестра-подросток, — ты просто смотри, какие красочные краски.