—Думаете, я и сейчас пытаюсь манипулировать? — спрашивает меня Владимир Хрюнов после часа общения в баре его фитнес-клуба. Бархатные диваны в стиле Людовика IV никак не напоминают о спорте, но на полу у ног промоутера стоит сумка со спортивной формой, а в стакане только минеральная вода. Большую часть нашей беседы я не устаю поражаться способности этого человека уходить от ответов.
— Я приехал в Крым. Двадцать три года обратной аннексии. Никакой экономики. Ни одной построенной дороги. Ни одного столба. Гигантские деньги, украденные на реконструкции аэропорта в Симферополе. Узнав сумму, я обалдел: двадцать шесть миллионов долларов. Они просто растворились. И вот мы сделали боксерское шоу для жителей Крыма. Нужно было видеть лица людей, которые пришли к нам. Я никогда прежде не видел, чтобы сто тысяч человек пели гимн России. Украинская федерация бокса посмела написать, что они против нашего боксерского шоу. А у меня вопрос: как они могут мне запрещать, когда они за двадцать три года ничего подобного не провели? Я не говорю о боксерском турнире, там не было ни одного мало-мальски большого спортивного мероприятия, которое катализировало бы интерес к спорту.

Но вы не просто так устроили это шоу именно сейчас? Почувствовали правильный момент, когда можно прогреметь, когда о вас заговорят?
Я вам покажу свой прошлогодний план. У меня все это уже было придумано. А все остальное — просто дополнительно возникшие обстоятельства. Я просто сделал то, что я умею.

Даже если вы придумали эту идею год назад, то, реализовав ее сейчас, вы оказались на волне.
Я не думал об этом. Но то, как прошло шоу, — это успех. Это самое главное, что я сделал в своей жизни с точки зрения проведенных мероприятий. Большая вершина. Я реализовал то, чему научился, использовал свои связи внутри боксерской федерации, сориентировал телевизионные каналы и реализовал, наверное, свою жизненную позицию. Мы принесли туда Россию. Организовали мастер-классы. Решили, как будем поднимать бокс на полу­острове, начиная с создания детских школ.

Билеты были бесплатные?
Да.

Кто же вас спонсировал?
Народ.

Серьезно.
Группа физических лиц. Плюс мои собственные деньги, заработанные за прошлый год.

Вы бизнесмен. Для вас логично искать новые рынки. И когда в нашей стране присоединяется новая территория, вполне естественно желание там утвердиться. Разве не так?
У меня был коммерческий партнер — польская фирма, производящая напитки. Но за неделю до шоу вводят санкции — им запретили участвовать. Но мы не остановились, просто вложили свои средства. Плюс удалось организовать продажу телевизионных прав — никто не отказался. Французская «Экип» вышла со статьей о нашем мероприятии на первой странице. Да, рассуждали о статусе Крыма, но говорили и о самом мероприятии, хвалили организацию и рассуждали о национальной идее, которая может объединить такое количество людей. Бокс как раз может быть таким объединяющим фактором. Это очень понятный и ясный вид спорта, здесь четкие пра­вила, понятно, кто победил, а кто проиграл. Но есть такое понятие, как культурные различия. В Америке профессиональным боксом занимаются, чтобы заработать. У нас совсем по-другому. Российский боксер, поверьте мне, более чем за пятнадцать лет в боксе я убедился, он должен выступать за родину. Это лучшая мотивация. Потому что у настоящего мужчины в крови защищать родину — не важно, на войне или на ринге.

Вас хорошо встречали в Крыму?
Мы приезжаем в Ялту устраивать промомероприятие, и меня спрашивают, где поставить сцену. А я был искренний пионер и комсомолец и очень скучаю по этому времени. Где можно поставить сцену, если там есть памятник Ленину? Конечно возле него. Цент­ральная набережная Ялты. Пришло огромное количество людей. Показательный момент: подошла женщина лет шестидесяти: «Вы так хорошо рассказываете, так давно нам никто не говорил ничего хорошего». Я останавливаю спортивное мероприятие и читаю всем присутствующим женщинам стихи.

Какие?
Расула Гамзатова. «Самые чувственные стихи о чувствах». Я вижу, что все присутствующие женщины приготовились, приосанились, и не поверите — как раз в тот момент мимо проходит дева в дивном старинном платье, как у дворянки, и продает цветы. Она несет перед собой какое-то количество букетов.
Попросил ее подойти, купил их и прочитал стихи. Вам прочитать?

Давайте.
Целую, низко голову склоняя,
Я миллионы женских рук любимых.
Их десять добрых пальцев для меня
Как десять перьев крыльев лебединых.
И поцеловал руку этой женщины. Она, конечно же, сначала заплакала, а потом подошла попросила прочитать его дальше, знаю ли я остальные слова. Оказалось, она учительница. Я, конечно, знаю, потому что я всегда слушался маму и все свои экзамены сдавал на пять.

А вообще читать любите?
Именно читать люблю. У мамы была большая библиотека — больше тысячи книг, она учитель начальных классов. Мама — колоссальная женщина, ее зовут Атманских Алла Аркадьевна, она потомок самого первого тверского атамана. Отсюда, я думаю, и мой характер. Все время какое-то никому не понятное настроение, думаю с ответственностью о происходящем вокруг. Она никогда не провела у меня ни одного урока, не проверяла уроки, способ проверить мою успеваемость — очередная почетная грамота после очередного класса.

Значит, вы хорошо учились?
Хорошо ли я учился? У меня всегда есть с собой документ об образовании. — Владимир Хрюнов вновь ныряет в недра телефона и показывает мне фотографию школьного аттестата. Действительно, все на отлично. — И поведение примерное. Переслать вам?

Давайте. А диплом у вас тоже с собой?
Диплом большой слишком, его тяжело читать. Специальность — инженер-механик. В принципе, не могу сказать, что он мне не пригодился. И сейчас в работе применяю какие-то математические методы, создаю какие-то системы, которые приводят к какому-то результату.

Тяжело быть сыном учительницы?
Мама никогда не помогала мне делать уроки, полная самостоятельность. Это, наверное, и помогло состояться. Но не только. У нас был очень большой огород, и был большой соблазн, когда дети из соседних дворов шли играть в мяч, а я сначала шел по ее более чем настоятельной просьбе с тяпкой в огород.
Потом только, когда уже солнце садится, ты выходишь. Но, как мама шутит, я до сих пор трудящийся, а те мальчики до сих пор играют в мяч. У них жизнь осталась в том времени.

Вам нравилось работать в огороде? Сам процесс, когда ты что-то выращиваешь, у тебя что-то получается из ничего?
Конечно. К счастью, я большую часть своей жизни прожил на Кубани, и это уникальное явление, когда за короткое время ты можешь посадить, и взрастить, и вкусить плод. За это и нужно любить Кубань — мне до сих пор часто мерещится ее запах. Для меня было бы бесподобно оказаться посреди поля пшеницы. Остановиться — и никаких звуков, кроме легкого, только тобой осязаемого потрескивания колосков, продолжающих поспевать. Ведь там есть звуки на самом деле. Они похожи на шелест, но это зерно, которое увеличивается в своем объеме. Это же действительно магия. Так что я такой хлебороб, меня можно еще привлечь за комбайн. Если нужно будет, то меня можно привлечь к любому физическому труду.

Как же вы — круглый отличник, при-мерный ученик, комсомолец — занялись бизнесом?
Трудовая книжка у меня с двадцати лет.
После института я пошел изобретать необычную жизнь. Я зарегистрировал кооператив номер два в Савеловском районе вместе с одними своими друзьями и кооператив номер один в Грозненском районе Чечено-Ингуше­тии. Занимались мы поставкой компьютеров, сервисом. У меня была дилерская сеть от Бреста до Якутска. Тогда все только начиналось, но у меня был разработчик программного обеспечения, мы обучали людей. Это было очень необычно.

Вам страшно не было?
Работать в Грозном?
И это тоже.
Я в Грозном открыл научно-производствен­ное объединение «Волна» при Всесоюзном обществе рационализаторов и изобретателей. В 1990 году получил печать с гербом СССР, у меня было тысячи две сотрудников в самом Грозном.

И вам было двадцать лет?
Двадцать один-двадцать два. Молодой, красивый, сильный. И все время были идеи. Там была такая нагрузка к бизнесу: для проведения определенных операций нужно было заниматься сельским хозяйством. Я покупал шерсть в Армении, пух в Азербайджане, привозил в Чечню, и они производили готовый продукт — пряжу с пухом, который продавался по всей стране. Магазины брали ее охотно. Это давало хлеб, возможность семьям жить. Дедушка меня встречает словами «Стой, Ваня, со времен Ермолова в этот двор не входил ни один русский». Я ему говорю: «Шерсть даю, пух даю, нитку забираю, деньги даю сразу». После этого — добро пожаловать. Я очень дружил с этими людьми. И всю трагедию этого народа я переживал, и потери есть среди друзей, с которыми мы начинали тогда вместе работать. Наверное, для меня это сейчас одна из моих родин.

Получается, что договариваться вы умели с раннего возраста?
Да. Пока никто не отказался. Я, например, сумел убедить одну девочку в детском саду съесть селедку с повидлом.

То есть вы ее обманули? Здесь был подвох, а она вам поверила!
Мне это на самом деле было вкусно!

А сейчас бы съели?
Да. Это эклектика. Сочетание несочетаемого. То самое вы сейчас видите у меня. Запел Рой Джонс, Баста Раймс, танцевал балет Аллы
Духовой на боксерском шоу — это тоже очень интересный опыт, и я благодарен человеку, который меня удостоверил в моих взглядах, касающихся боксерских ивентов. Когда Араз Искандерович Агаларов при нашей первой беседе сказал: «Володя, они должны что-то необыкновенное делать, будучи боксерами». И когда мы вывесили на афишу Костю Цзю и Роя Джонса — люди пришли на шоу, думали, что они будут драться. А Рой Джонс спел, Костя Цзю тренировал Дениса Лебедева. Всем все понравилось, и только один человек, который там даже не был, но заранее приобрел билеты, подал на меня в суд: почему не было боя Джонс — Цзю. Суд длился два года. Мы выплатили деньги за билет по решению трех судов.

Под руководством Хрюнова в разное время работали Александр Поветкин, Денис Лебедев, Светлана Кулакова и Дмитрий Чудинов Фото: Зураб Джавахадзе/ИТАР-ТАСС

Это почти как селедка с повидлом.

Есть еще круче пример. С Денисом Лебедевым, Костей Цзю и знаменной группой ВДВ мы вышли на футбольный матч ЦСКА — Спартак. Шестьдесят тысяч зрителей. Денис Лебедев в майке ЦСКА. Выходим на середину поля, и диктор объявляет: российский боксер Денис Лебедев проведет бой с американским боксером Роем Джонсом, приходите болеть. Спартаковские трибуны начинают свистеть: «Конь! Конь, Конь!» Денис берет микрофон и говорит «Я желаю, чтобы сегодня победил ЦСКА». Результат — болельщики «Спартака» накупили билетов и побежали на бокс болеть против Дениса Лебедева, за Роя Джонса. Болельщики ЦСКА тоже пошли — поддерживать Дениса. А идти-то им в одно место… Там был какой-то коллапс: пять тысяч шестьсот зрителей вмещает арена, внутрь вошло восемь тысяч. Я был в ринге, увидел омоновца, который уже просто висел на поручне, и понял, что в зале вокруг нас не осталось проходов, там сплошная толпа людей. Но я думаю, что Севастополь — это все равно круче. Мне однажды за работу в комсомоле обещали дать орден.

Дали?
Нет. Дали другому, который к этой работе не имел отношения. Но о наградах не думаешь, когда делаешь дело.

Опять прибедняетесь? Разве у нас все еще стыдно зарабатывать, быть успешным? Почему вы открещиваетесь от желания получить награду, признание за свою работу?
Орден мама хочет. Позвонила, спросила: почему тебе его не дадут за бой в Севастополе? Я вообще обстоятельный человек. Тридцать лет назад я делал одной девушке предложение. Не получилось, у нас с ней разные жизни. Но мы договорились с ней через тридцать лет встретиться в школе. Я пришел без звонка, сторож меня узнал, открыл школу. Стою и жду ее. А она просила меня во время той встречи тридцать лет назад стать летчиком. Это было одним из ключевых факторов наших отношений. А я не могу быть летчиком — не прохожу по росту. У них ограничение по росту. И спустя тридцать лет, ровно в назначенное время, она пришла. (На экране смартфона появляется новая фотография — Хрюнов в обнимку с невысокой темноволосой женщиной рядом со школой.) Побывала замужем, двое детей. Но просила меня учесть, что тридцать лет назад я должен был быть настойчивее. Но я был другой. Любовь того времени — она более идеальная. Сейчас уже ты должен быть расчетливее и осторожнее в проявлении своих чувств.

Вы сейчас женаты?
На палестинской революции. Ясира Арафата как-то спросили, когда он женится, и он сказал: после победы палестинской революции. Работа у меня необычная и, естественно, получаю много внимания. И этим внима­нием нужно дорожить и никак им не злоупотреблять. Потому что ты можешь произвести впечатление на встречающихся женщин, что вся их жизнь прошла зря, они не встретили такого красавца. (Смеется.)

Скромно и самокритично.
Есть люди, которые утратили совсем чувство юмора, но это не я.