— В вашем последнем интервью для «Эксперта» (Горизонт депрессии, «Эксперт» №24 (1123)), вы в целом были настроены пессимистично и предупреждали, что Россия может потерять десять дет в своем развитии. Сейчас, после Послания президента, ваш настрой изменился?

— Сейчас оптимизм внушает то, что Путин как центр политического влияния и силы не стал дожидаться 2024 года и сразу начал тестировать разные варианты транзита. Конечно, во-многом это связано с геополитической обстановкой: Путин как политик международного уровня видит кризис практически всех управленческих машин и моделей в мире вне зависимости от экономической конъюнктуры.

Пока нельзя сказать, что президентские инициативы по поводу поправок в Конституцию принесут стопроцентный положительный эффект — поставлены только технические задачи. Не стоит сильно увлекаться и этой игрой в новые свежие назначения. Да, смена нового премьера вполне логичный ход со стороны президента. Но теперь ему самому стоит подстроиться под новые полномочия своей должности

Очевидно, что Мишустину ничто не будет мешать стать сильным премьером, но самый большой риск для него — поддаться на технократические иллюзии. Нацпроекты не могут не быть «политически воодушевленными», а поэтому премьер, который за них отвечает, безусловно должен проявить себя как вдумчивый политик.

— Нет ли у вас предчувствия, что те конституционные изменения, которые пока еще только разрабатываются, открывают новый путь к большей конкуренции элит и, по сути, к публичной политике?

— Безусловно. Конкуренция среди элит — это ровно то, что сейчас в дефиците. Предыдущая полузакрытая модель конкуренции не давала возможности вести разговор о реальных экономических и политических альтернативах. И в послании, кстати, заметно, что «наверху» уже есть понимание того, что нынешние подходы и методики нуждаются в пересмотре. Что, условно говоря, нужно не только доступ к «государственным услугам» обеспечить, но и подумать о реальной социальной поддержке населения.

В этом смысле замечу, что Мишустин, выступая в правительстве и общаясь с фракциями, продемонстрировал очень адекватный подход, что в общем-то для него неудивительно: он, как человек, отвечавший за доходы, и к расходам будет относиться соответствующе.

В целом же, по каждому вопросу не только конституционного порядка, но и по повестке президентского послания уже вскоре появится возможность заявить что-то большее, чем даже то, что уже зафиксировано в паспортах нацпроектов.

— В той части послания, которая касалась национализации элит, по-моему, не все поняли, что она в первую очередь была обращена не тем чиновникам, которые сейчас находятся у власти, а именно следующему поколению — «поколению принцев», то есть детям тех, кто возглавляет корпорации, крупный капитал, и у кого уже есть вторые гражданства и виды на жительства. Не кажется ли вам, что это тоже некая встряска для элиты?

— На мой взгляд, это в первую очередь было адресовано Александру Григорьевичу Лукашенко и, может быть, Михаилу Борисовичу Ходорковскому. Что касается «принцев» — мне кажется, это производное от другого решения.

Главный вопрос состоит в том, чтобы мы были готовы к тому, что после 2024 года Владимир Путин не займет никаких официальных постов в системе государства. Тот вариант, при котором он до последнего бы тянул, был выгоден именно его ближайшему окружению. Именно они постоянно генерировали идею о том, что «давайте мы еще раз придумаем как бы вам оставить в руках ту власть, которую вы заслуживаете». Но сейчас стало очевидно: Путина в государстве после 2024 года не будет. Это то, к чему он стремится и как человек, и как президент страны.

В ситуации в 2024 года этим «принцам» нужно быть готовым к тому, что те активы, которые сегодня находятся под контролем членов Политбюро и их семей, могут стать предметом интереса других игроков. Ведь ничего вечного и гарантированного нет на этом свете. Потому и хорошо опять-таки, что мы начинаем эти разговоры в 2020-м году, а не готовим почву для новой гражданской войны.

— То есть если Путин не остается, то останется его политическое наследие?

— Да, но только в том случае, если в 2024 году будет три кандидата; у каждого должно быть порядка 33 «плюс/минус» процентов поддержки, чтобы после выборов один стал президентом, другой получил пост премьера, а третий возглавил бы усилившийся парламент. Только при таком раскладе в условиях транзита у курса Путина нет риска на слом.

В ближайшие же годы все будет брошено на реализацию нацпроектов, которые к 2024 году должны принести понятные для народа результаты. В противном случае, если нацпроекты провалятся, то после президентских выборов соблазн избавиться от политического наследия Путина будет очень велик.