Эрик Булатов — участник «большой четверки» русских художников вместе с Ильей Кабаковым, Виталием Комаром и Александром Меламидом, общепризнанных лидеров изобразительного искусства, сформировавшегося в СССР в 1960-е годы вне жесткой социалистической художественной системы. Одна из работ Булатова, объединяющих фигуративную живопись с текстами, — «Слава КПСС» — была продана за 1,084 млн фунтов стерлингов. Из всех произведений русских художников больше стоит только «Жук» Ильи Кабакова. В 2007–2008 годах Булатов и Кабаков, по данным ежегодного отчета Artprice, входили в число пятисот самых востребованных в мире художников. «Эксперт» поговорил с Эриком Булатовым о том, по каким критериям оценивают русское изобразительное искусство в Европе и как складывается судьба художника до и после общественного признания его таланта.

— Что ценят западные коллекционеры в русском изобразительном искусстве?

— Складывается впечатление, что им ничего не нравится. Есть такое общее убеждение, что русского искусства нет и не было. Русское искусство девятнадцатого века воспринимается как провинциальное ответвление немецкого искусства. Единственное, что признается как имеющее значение для мирового искусства, — русский авангард. К нему относятся очень серьезно. И при этом его стараются отделить от русского искусства, так как он не похож на то, что делалось в русском искусстве прежде. Тем более что после того, как авангард был уничтожен, его влияние на русское искусство нивелировалось. Считается, что он возник как инородное тело, под воздействием очень сильного французского влияния. А то, что делалось потом, не имеет никакого значения. Попытки художников моего поколения сказать свое слово в изобразительном искусстве тоже не воспринимаются как серьезное достижение. Признаются только отдельные художники, три-четыре имени. То, чего им удалось добиться, интерпретируется как их личный успех и не переносится на русское искусство в целом.

Я с этим не согласен. Я считаю, что и раньше было русское искусство, и авангард — это самостоятельное явление. Да, у французов учились, но очень быстро выучились и стали делать то, к чему французы и близко не приближались. Но в том, что на Западе сформировалась такая точка зрения, есть и наша вина. Было много ошибок. Очень плохо экспонировалось то, что делали русские художники, например мое поколение. А когда стали показывать, делались слишком сильные акценты на то, какие мы герои, как нам было трудно, и при этом не говорилось о профессиональной стороне наших работ — насколько важно было то, что мы делали, в сравнении с тем, что делалось в Европе и в Америке. Это были наши проблемы, но они есть у каждого поколения русских художников. В результате на их творчество стали смотреть как на нечто важное для русской культуры, но в контексте культуры мировой имеющее скорее этнографическое значение.

— Кто из европейских художников оказал на вас наибольшее влияние?

— Еще когда я учился в художественной школе, на меня влияли и Рембрандт, и Микеланджело, для э