— Виктор Александрович, в стране появилось Министерство развития Дальнего Востока, при этом Сибирь, об ускоренном развитии которой тоже говорилось немало, снова оказалась обделена таким же вниманием федерального центра. Чего нам ждать теперь?

— Я думаю, что в любых отношениях это организационно-структурное решение для развития России и большой Сибири в частности позитивно. Первое. Когда такие структурные решения принимаются, идет быстрая отработка конкретных управленческих механизмов, подходов, позволяющих эффективно управлять отдельными территориями и целыми макрорегионами. И то, что будет апробировано в рамках полномочий и ответственности Министерства Дальнего Востока, легко потом можно будет транслировать на другие регионы. Мы всегда предлагали, чтобы региональная политика в огромной России была дифференцированной, с особыми подходами к развитию особо нуждающихся территорий. Такой сдвиг случился — и это позитивно.

Второе. Тут тоже не должно быть ни вопросов, ни сомнений. Совершенно очевидно, что и в геополитическом, и в социальном плане Дальний Восток нуждается в особых механизмах развития и, что бы там ни говорили, отличается от территорий Сибири. Мы похожи, но мы разные. В Сибири регионы большей частью самодостаточные, имеющие мощные экономические, ресурсные, кадровые возможности. У нас, конечно, тоже есть регионы, требующие особого развития, например, наши республики. Но там, согласитесь, проживает не так много населения, там далеко не вся Сибирь. А на Дальнем Востоке почти вся территория нуждается в особых условиях. Все-таки в Сибири живут более 20 млн человек, а там — немногим более 5 млн. Это огромные территории, приближенные к границам, к Китаю, к центрам развития в Юго-Восточной Азии. Логика государства совершенно очевидна и понятна.

Третье. Эта новация, безусловно, затронет и часть Сибири. Будет сформирована, причем на достаточно высоком уровне, государственная комиссия по развитию Дальнего Востока, Забайкалья, Бурятии и Иркутской области. Эти наши регионы и так уже объединены в рамках федеральной целевой программы, они максимально приближены в регионам ДФО и тоже нуждаются в особом отношении. Они, безусловно, станут равными участниками в реализации различных федеральных программ, в применении специальных мер и режимов развития.

Наконец, последний аргумент, который я уже не раз упоминал. Убежден, что любое ускорение развития восточных территорий будет позитивно для большой Сибири. Потому что регионы Дальнего Востока в значительной степени будут ориентированы на укрепление кооперационных связей с нашим макрорегионом. Изоляция ведь невозможна: Дальнему Востоку нужна будет и наша промышленная продукция, и наши ресурсы, прежде всего кадровые. На Дальнем Востоке любая программа развития обязательно будет предполагать привлечение и закрепление кадров. Там кадровая ситуация и человеческий капитал всегда будут определяющими и во многом решающими факторами. Значит, пойдут заказы на науку, выиграют наши инфраструктурные компании. К тому же вы понимаете, что сегодня любые крупные инвестиционные программы могут быть только межрегиональными. Например, транспорт — сегодня есть проблема транспортировки продукции наших регионов в порты Дальнего Востока. Транссиб очевидно нуждается в расширении именно на восточном направлении, и его реконструкция однозначно отразится позитивно и на Сибири.

Если говорить, например, о Сочи, нашим компаниями там мало что перепадает — рядом хватает других промышленных центров. А уж от развития Дальнего Востока именно Сибирь должна получить максимальный выигрыш. Поэтому я уверен, что создание такого министерства — очень значимое для развития Сибири решение.

— Вот вы говорите о кооперации. Но вспомним Ванкор. Промышленность Красноярского края оказалась не слишком готова к появлению такого проекта, на что, кстати, не раз сетовал губернатор Лев Кузнецов. Не получится ли и здесь, что повышенные ожидания от дальневосточного инвестиционного бума так и не обернутся для Сибири конкретными достижениями?

— Отчасти вы правы. Такая проблема действительно есть, но она управленческая. Вопрос — как все быстро и правильно настроить. То, что мы получим преимущества за счет ускоренного развития Дальнего Востока, очевидно. Мы ведь и так уже давно и тесно связаны, деление на федеральные округа — это административное, а не экономическое решение. У нас много пересекающихся целевых программ, мы одинаково льготируем авиаперевозки.

Я, конечно, пока больше говорю о планах, надеждах и возможностях. Но, думаю, как только будут приняты соответствующие нормативные акты, тогда мы сможем говорить, какие последствия все это будет иметь на наших территориях. Потому что если что-то получится на Дальнем Востоке, мы предложим распространить это и на наши территории, нуждающиеся в особом развитии. Очевидно, что любые особые режимы стимулирования инвестиций, налоговые льготы, государственные преференции надо опробовать более концентрированно. На Дальнем Востоке, с его 5 млн населения и недостатком многих видов инфраструктуры, можно такие инструменты и механизмы отработать, а потом уже распространять и тиражировать.

— Вы уже встречались с вашим коллегой, полпредом президента на Дальнем Востоке Виктором Ишаевым, который назначен главой нового министерства?

— Еще нет. Специально эти вопросы мы не обсуждали. Думаю, мы соберемся под эгидой правительства РФ и постараемся более точно поставить задачи перед руководителями регионов СФО и ДФО. Очевидно, что для обеспечения интегрального и комплексного эффекта нужно четко выделить приоритеты, сразу всего не сделать. И нам нужно будет многое переориентировать на Дальний Восток: и научный, и образовательный комплекс, и инфраструктурные отрасли. Постараюсь в ближайшее время поделиться этими планами и настроениями с руководителями сибирских регионов. К осени, думаю, конкретика появится. И тогда уже можно говорить о решениях, которые будем принимать для ускорения и повышения качества развития сибирских территорий.

— А как будут выстраиваться отношения с заместителем министра регионального развития по округу, который вскоре должен быть назначен?

— Пока решения нет, ничего не обсуждалось. Я вообще об этом читал только в СМИ. Думаю, такие решения не очевидны.

— А вы сами не испытываете нужды в дополнительных полномочиях?

— Нет. Иногда, конечно, когда мы проводим совещания с главой государства, возникают мысли, что не мешало бы расширить штат, добавить каких-то полномочий. Но я никогда на этом не акцентирую внимание. Я не чувствую, что мне не хватает министерских полномочий. Правда, Сибирский округ отличается от других тем, что у нас активно организована работа ассоциации «Сибирское соглашение». Так сложилось исторически, аппарат полпреда и исполком ассоциации работают вместе. И поэтому мне по некоторым направлениям просто не нужны штатные сотрудники — многие экспертные оценки сделают для меня в МАСС.

— Идея создания государственной корпорации развития Сибири и Дальнего Востока, которая долго обсуждалась, исчерпана?

— Согласитесь, не обсуждалась бы так идея госкорпорации, может, и министерства бы не появилось. Его создание — это правильная реакция на настроения. При этом я не считаю, что такая госкорпорация была бы неэффективна. Как только новое министерство начнет формировать собственные программы развития, ему понадобятся институты развития. Ведь сам по себе государственный орган власти управления не может решать многие задачи. Некоторые оппоненты сегодня говорят: давайте использовать то, что уже создано, например, фонд ВЭБа. Но мне хочется надеяться, что институты развития Дальнего Востока будут амбициозные, масштабные и революционные. Я не исключаю, что министерству понадобится компания с государственным участием, способная в рыночных условиях заниматься реализацией крупных инвестиционных проектов.

— По типу госкорпорации «Олимпстрой»?

— Я не изучал подробно работу этой структуры. Думаю, на Дальнем Востоке задачи шире и богаче. Очевидно, что там государство в одиночку не сможет сделать ничего прежде всего в развитии инфраструктуры. Значит, понадобится частный инвестор. Министерство как орган государственной власти как его привлекать будет? Запутаемся, замаемся. А акционерное общество с госкапиталом сможет искать инвесторов, создавать с ними совместные компании и заниматься реализацией проектов.

— То, о чем вы говорите, выглядит логично и правильно. Но ведь кроме экономических рычагов такой госкорпорации предлагалось передать и часть государственных полномочий, вплоть до особых инструментов недропользования, земельных отношений, миграционной политики. Это не перебор?

— Как раз для особых мер государственного регулирования хватит одного министерства. Отдельных законов Дальнего Востока, естественно, быть не может, но могут быть законы Российской Федерации, специально написанные для развития Дальнего Востока. Например, есть же закон об особых экономических зонах. Так и тут. Поймите, мы не можем эффективно развивать территории, если российские законы будут унифицированы и одинаковы. Важно дать инвесторам внятный сигнал. Например, снизить налоги или упростить правила землепользования.

Повторяю, госкомпания или корпорация — неважно, как назвать эту структуру, — должна работать с частными инвесторами, снимать с них повышенные риски и сокращать сроки окупаемости проектов. В отдельных случаях — самостоятельно создавать точки роста, строить объекты за счет государственных возможностей, а затем передавать частникам. Причем даже не обязательно строить за счет бюджета. Ведь госкомпания сможет получать кредиты, работать с инвестфондами, на биржах и финансовых рынках, стимулировать приход банковского капитала. Крайне важно, чтобы она не занималась созданием государственной экономики. Ее стержневая задача — привлекать частный капитал, не огосударствлять процесс развития, а, наоборот, стремиться сделать такие вложения, чтобы за ними пришел частник.

А то как у нас обычно? Вот вам тайга, просторы, река, солнце и флаг в руки — сами стройте дороги, прокладывайте ЛЭП. Чтобы такого не было, и нужна госкорпорация. Без таких инструментов развития в России сегодня не обойтись. И не надо этого бояться. Рыночная инициатива — это семейный магазинчик, пекарня, свечной заводик. А когда надо вкладывать триллионы и решать комплексную задачу, нужны крупные компании, созданные частным и государственным капиталами.

Чем мы рискуем? Вот, говорят, единые налоги, одинаковые законы… Подождите! В России живут 142 млн человек, на Дальнем Востоке — чуть более 5 млн. У округа очень маленькая доля во всем — от ВВП до доходов федерального бюджета. У нас другого пути, как только по особому стимулировать тут развитие, нет. К примеру, возвращать таким территориям НДПИ, четко прописав, на что его можно использовать. Страна из-за маленькой доли регионов Дальнего Востока потери не почувствует, а сами регионы получат весомый ресурс для ускоренного развития.

— Как вы ответите тем, кто считает, что таким образом продолжается колониальный подход к развитию Востока России?

— Я не очень понимаю, как можно развивать эти макрорегионы, да и многие другие территории, не используя их природно-ресурсный потенциал. Ведь разговоры о колониализме начинаются только в том случае, когда происходит добыча ресурсов. Но что в этом плохого? Конечно, если при этом ничего не развивать, а только опустошать недра — это неправильно. Так поступали в СССР, но даже тогда были районные коэффициенты, выделялись ресурсы на строительство инфраструктуры. Сейчас речь идет о развитии. И развитием должно заниматься государство. Частному капиталу это не нужно — его задача добыть и вывезти. Для этого достаточно и вахты. Это дешевле. Вот такой подход можно назвать колониальным. Но для нас он неприемлем. Мы хотим не просто освоить новые месторождения, мы хотим обустроить территории, чтобы люди отсюда не бежали, чтобы тут не образовалась пустыня. Так что это другой подход. Не знаю, как его назвать. Наверно, тоже колонизаторство, если цивилизация приходит туда, где нет ничего. Но это будет сделано.

— Кстати, по поводу городов. Складывается ощущение, что они выпали из программ развития. Мы говорим о новых центрах добычи, но забываем про развитие агломераций. Между тем именно в них концентрируется основной капитал, в том числе человеческий. И именно города могут стать центрами новой экономики. Почему их проблемы на втором плане?

— Не согласен с вами. Государство прекрасно понимает значение городов. Крупные города уже сформировались, они развиваются, они аккумулируют население. На Дальнем Востоке много чего не хватает в инфраструктуре и экономике, но посмотрите на Владивосток или Хабаровск. Если бы в Сибири и на Дальнем Востоке не было таких городов, хоть министерство создавай, хоть госкорпорацию, делать тут нечего. Города — это то, на чем будет базироваться ускоренное развитие.

Но в огромной стране, с нашими расстояниями, мы не можем ограничиться развитием только крупных мегаполисов. Это наша беда. В маленькой Европе, где города перерастают друг в друга, таких проблем нет. Кто-то выбирает более тихое место в пригороде, кто-то хочет жить ближе к ратуше, чтобы бой часов слышать. У нас такие личностные вкусы не превалируют. Можно, конечно, сегодня принять решения по агломерациям. Но вот между Новосибирском и Омском — 700 километров. Города растут, а между ними все вымывается. Это плохо. Нам нужны системные решения, чтобы и города развивались, и малые поселения не умирали. Нам нужно держать территорию. А ее не удержать, если не будет населенных пунктов.

Наверное, мы еще не до конца понимаем, как решать эти сложные задачи. Я уверен, что концентрация населения в крупных городах будет усиливаться, а число населенных пунктов — сокращаться. И в ближайшие годы нас ждет бурное развитие городов, это не пройденный этап. Поэтому сегодня важно совершенствовать градостроительную политику в крупных агломерациях. Мы недостаточно эффективно пока влияем на процессы развития городов, они скорее хаотичны, чем системно организованы. Мы не добились должного качества генпланов, не решили сложнейшие градостроительные задачи — недостаток дорожной инфраструктуры, износ коммунальных объектов, энергоэффективное жилье. Вот этим нужно заниматься, одновременно поддерживая сельский образ жизни.