Любая война, даже самая кровопролитная, начинается с одного убийства – самого первого
В истории Евромайдана, как и в любых уличных протестах, всегда есть три реперные точки, которые бесповоротно меняют ход событий. Это – первая кровь, первая смерть и первые убийства от обоюдного использования боевого военного оружия. С последним – начинается гражданская война.
Первая точка Революции достоинства была на Майдане, возле стелы, третья – на Институтской, вторая – на Грушевского, когда убили Нигояна.
Украинец армянского происхождения Сергей Нигоян погиб 22 января 2014 года ориентировочно в 5:30. Порция свинцовой картечи, выпущенной предположительно из помповой винтовки «Форт-500», настигла его за одним из обгоревших автобусов. Два сквозных осколочных ранения грудной клетки с повреждением легких и сердца и одно в голову – оказались смертельными.
Следствие еще продолжается. Но вряд ли кто-то узнает фамилию того, кто лишил жизни Сергея Нигояна.
В январе 2014 года милиция убеждала: стреляли с расстояния трех метров – а значит «свои». Более поздняя экспертиза опровергла: стреляли с 7-21 метра. А значит речь идет о «Беркуте» или других подчиненных Захарченко. Свидетелей, которые бы точно указали, из чьего оружия совершен роковой выстрел, – пока нет.
Есть только один человек, которому фамилия убийцы известна, – это он сам. Тот, кто вопреки всем инструкциям зарядил штатное помповое оружие спецназа охотничьим патроном со свинцовой дробью. Кто целился из него в грудь и голову Нигояна, хотя мог бы – и в ноги. Кто видел в прицеле, как потеряла равновесие и упала от выстрела жертва, и узнал его фамилию из СМИ в тот же день.
Почему он выбрал жертвой именно Сергея? Из-за «неславянской» внешности, как олицетворение инаковости? Или из-за видео, на котором Нигоян вдохновенно декламировал Шевченко? Или кто-то ему из «старших» подсказал: «Это – будет то, что надо»?..
Почему хотел убить? Чтобы дать волю ненависти, которой нафаршировала пропаганда? Или отомстить за бессонные ночи и забитые сажей от сожженных шин легкие? А, может, хотел доказать: что с ними, с властью, миром не проходит?
Что случилось с убийцей? Может, его кости уже давно истлели в одной из безымянных могил, в которых хоронили российских наемников? Может, он разгоняет мирные митинги в Москве с шевронами Росгвардии? А, может, никем не узнанный, до сих пор живет в Украине и воспитывает детей?
Поделится ли своей тайной хоть с кем-то? Хоть перед самой своей смертью прошепчет страшную истину близким? Или уйдет, так и не произнеся ни слова?
Раскаивается ли он? Начнет ли давать интервью, как Бубенчик, который хвастался, что первым поцелил в беркутовцев – и ему никто не верит? А, может, пишет книгу мемуаров: «Как я убивал Нигояна», чтобы получить потом за нее кремлевскую премию?..
Трудно назвать его человеком. Но он человек, у него, наверное, есть семья и любящая жена, точно есть мать. И может, он отзывчивый коллега для кого-то из своих... Убийцы, они иногда так заботятся о семейных ценностях.
За несколько недель до тех событий я сделал пост в ФБ, который назвал «Разговор с Беркутом»... «У беркутовца, который стоял в окружении Шевченковского районного суда, были молодые, красивые и немного насмешливые глаза. Пожалуй, он улыбался, но под балаклавой улыбка угадывалась только по интонации голоса. Он охотно разговаривал с нами, людьми «по ту сторону». Общался на русском языке, а когда попросили – легко перешел на украинский. Говорил чисто, видно было, что из интеллигентной семьи. Рассказал, что родом из Киева. В «Беркут» пришел сразу после армии. Почему? «Вы удивитесь, но я подумал: кто, если не я?» – А как сейчас думаете, спросили у него. – «И сейчас так же...»
С той же неизменной приветливостью он рассказал нам, что мы, те, кто стоял за забором, «похожи на обезьян, которые облепили прутья клетки», что все, кто стоит на Майдане, стоят за деньги, что это агрессивная толпа людей, которые не могут контролировать свои страсти... Он был уверен в себе, как овчарка, которой доверили охранять стадо...»
Позже я спрашивал себя: мог ли бы этот симпатичный паренек выстрелить смертельным зарядом в Нигояна? А потом – расстрелять людей с фанерными щитами на Институтской?
Тогда, когда я с ним говорил, видимо, нет. Все изменилось позже, когда «они» поняли, как относится к ним общество. Как к кобелям. Одни – к тем, что на цепи и должны грызть глотку за хозяина. Другие – как к бешеным уродам, которые являются олицетворением всего плохого.
Когда на Грушевского появились первые избитые и тяжело раненые, мы понимали, что жертвы будут. Те, кто стрелял по людям патронами для остановки транспортных средств, гуманностью не страдали. Рано или поздно кто-то бы зарядил помповое ружье дробью. Потому что мира уже никто не хотел, а хотел, чтобы небо обрушилось на землю. И мы всеми порывами сердца этого не хотели, и молились. Но не могли и отступиться – поэтому неотвратимое должно было произойти.
...Когда-то прочитал у Освальда Шпенглера: римский солдат, убивший Архимеда, возможно, изменил ход истории больше, чем сам Архимед.
Долго не мог понять этой мысли. Но вот у Бертрана Рассела нашел ее объяснение. В рассказе о том, как во времена Римской империи угасала философская и научная мысль.
В Древней Элладе философы и ученые считались чуть ли не богами. У римлян, которые полагались на силу легионов, умников обращали в рабов и карали смертью. И неграмотный воин, быстро, одним движением копья уничтожив целую научную школу, философскую вселенная, безусловно, перевел стрелки истории на другую ветку. Потому что человечество после этого на долгие полторы тысячи лет провалилось во тьму догматизма и суеверия.
Потом было много подобных имен - Гаврила Принцип, убивший принца Фердинанда, Освальд, который застрелил Кеннеди, Джеймс Эрл Рей – убивший Мартина Лютера Кинга... А для Украины – убийца Степана Бандеры и убийца Вячеслава Черновола... И после каждого из этих убийств – что-то менялось в мире – где больше, а где меньше. Но менялось.
Сергей Нигоян не был ни президентом, ни харизматичным проповедником. Он не был среди вожаков Майдана. Не организовывал людей на штурм беркутовских рядов. Не был пламенным националистом и не готовил себя к бою, как Жизневский, который погиб часом позже. Он не шел сознательно на смерть, как Владимир Рыбак – первый из тех, кто погиб в войне с Россией. Если бы остался жив, сохранился бы в памяти только по тому видео, со стихом Шевченко. Но судьба распорядилась иначе. Ее волей он стал первым в Небесной сотне. Все остальные подтянулись за ним.
Вряд ли римский солдат понимал, что своим убийством меняет ход истории. Гаврила Принцип – тоже. Понимали ли это все остальные, кого я называл? Не знаю. Но тот, кто убивал Нигояна, мне кажется – знал, какую кровавую кашу заваривает. Чувствовал, какого зверя выпускает на волю.
И, возможно, именно для этой цели был нанят, чтобы повязать всех на крови, как это сделал позже и признался в этом Гиркин. Чтобы сжечь все мосты, чтобы сказать: «Назад пути нет». Чтобы начать бесконечную цепь тектонических общественных процессов, которые продолжились тысячами смертей, не завершены по сей день, и неизвестно - когда закончатся.
Со смертью Нигояна – что-то оборвалось в нас. Подъем от того, что мы такие сильные и непобедимые, сменился дрожью тревоги, предчувствием трагедии. Этой смертью заканчивался романтический период Евромайдана, мирный отрезок истории борьбы за независимость, который сопровождал нас с 1991 года. И начиналась эпоха недетских войн. И мы, как дети этой войны, стремительно взрослели, пережили горечь поражений и слезы потерь.
Каждый год 22 января мы должны не только чтить память героя Небесной сотни. Но и помнить: любая война, самая кровопролитная, начинается с одного убийства. С самого первого. Когда вместе с судьбой одного человека ломается хребет целой эпохи...
Евгений Якунов. Киев